Марк Фрейдкин
Песня про Диму
- Тексты песен 🎧
- Марк Фрейдкин
- Из цикла "Письма в Крым"
Текст песни Марк Фрейдкин - Из цикла "Письма в Крым"
Все тексты Марк Фрейдкин
Слова: М. Фрейдкин Исп.: Марк Фрейдкин
Эпиграф.
В истории с детством, разыгранным в пух,
В страницах, попорченных влагой,
Я выберу сердце, смешное на слух,
Но полное сном и отвагой.
И сонные, словно запущенный сад,
Источник https://alllyr.ru/song83903
Я вспомню его разночтенья
В постели, где плачут, и в доме, где спят
Тела, междометья и тени.
И сердце – из всех отражённых ветвей,
Из сонного кружева речи –
Качнётся, смеясь над болезнью своей,
Которой ничто не излечит.
Письмо первое.
Глядя на цветущий палисадник,
Полусонный, как воспоминанье,
Из последних сил я врать стараюсь,
Из последних сил ищу надежду
Там, где нет её, – в кустах жасмина,
В мокрых листьях, в выцветших качелях,
В тех словах, что пролетая мимо,
Забывают, где они летели;
В ожиданье писем, в исправленье
Стиля, в синтаксических промашках,
В малодушье, в просьбах о прощенье,
В голубях, натяжках и ромашках;
В доме, где тоска глядит с балкона
И себя в себе не различает,
И в смятенье ходит по знакомым,
И везде смеётся и скучает;
В памяти, размытой, как аллея
Лип напрасных в сумерках дождливых
(Сколько слёз я пролил вместе с нею
В этих липах, сумерках и ивах!) –
Словом, там, мой друг, куда укажет
Одиночество, куда направит
Неприкаянность, где ночь размажет
Время, где безвременье слукавит,
Где забудет стыд свои причины,
Где раскаянье утратит цену,
Где чужая радость смотрит в спину
Молодости, канувшей со сцены.
И ни в чём, мой друг, не видно проку.
Боже мой, как мы живём бездарно!
Письмо второе.
(Воспоминанье).
На прозрачной паутине
Вязнет сонная латынь.
Сердце снится по-латыни
Ярким бликам золотым.
В доме пусто, в доме сонно.
От простого унисона
Сна и сонного искусства
Время тает, словно дым.
Стиль и слог меняют кожу.
В сонном солнечном тепле
Снятся зеркалу в прихожей
Безделушки на столе.
Ах, они вздыхают еле
(Bagatelles, bagatelles!) –
Три осыпанных бутона
С детской грустью на челе.
Посреди латинской речи,
Не любившей никого,
Дремлет стих в шерсти овечьей,
Звёзды смотрят на него.
И в опрятном сне домашнем,
Сне сегодняшнем, вчерашнем
Снится сну воспоминанье –
Сердце, помнишь ли его?
(...Тёплый хмель обдует душу,
Тянет музыку наружу,
Память льётся, как вино,
На диван, на стол, на кресло
Так красиво, так известно,
Так смешно, смешно, смешно...)
Кто узнает, где на свете
И в каком печальном сне
Снились сны дневные эти
Сердцу, спящему во мне?
Сердцу спящему, пустому,
Не приученному к дому,
Нераскаянному сердцу,
Одинокому вполне.
Письмо третье.
Где ночь горевала о жизни начальной
И церковь с зелёной своей колокольней
Ещё улыбалась, как воздух опальный,
Как голос далёкий, как ветер окольный;
Где зелень и призрачность нашего быта,
И сырость, и запах извёстки и мела
Твердили одно: это время размыто,
Но боль отстоялась и горечь осела.
И то, что дне недоступно для глаз,
Тоскует, томит и смиряется в нас.
Послушай, когда неподвластное пламя
Нас гонит и бьёт, и без капли притворства
Мы в страхе лицо закрываем руками,
Не смея и думать о противоборстве,
Когда, как звезда на обочине лета,
Как влажная тьма над бескрылым сужденьем,
Встает одиночество, чуждое света
И полное только тоской и смиреньем, –
Тогда оглядись, и увидишь во всем,
Как жизнь растворяется в сердце своём.
И в некое время в потёмки забредший
Рассудок застигнет себя, словно вора,
И пух тополиный, как смех сумасшедший,
Заполнит пространство и время раздора
С собой, и сквозь слёзы едва узнавая
Себя, и сквозь слезы не видя дороги
И цели, и всё же сквозь слёзы шагая,
Пока ещё держат и движутся ноги,
Одни мы бредём через горечь и тьму
В изгнанье, неведомое никому.
Слова: М. Фрейдкин Исп.: Марк Фрейдкин
Эпиграф.
В истории с детством, разыгранным в пух,
В страницах, попорченных влагой,
Я выберу сердце, смешное на слух,
Но полное сном и отвагой.
И сонные, словно запущенный сад,
Источник https://alllyr.ru/song83903
Я вспомню его разночтенья
В постели, где плачут, и в доме, где спят
Тела, междометья и тени.
И сердце – из всех отражённых ветвей,
Из сонного кружева речи –
Качнётся, смеясь над болезнью своей,
Которой ничто не излечит.
Письмо первое.
Глядя на цветущий палисадник,
Полусонный, как воспоминанье,
Из последних сил я врать стараюсь,
Из последних сил ищу надежду
Там, где нет её, – в кустах жасмина,
В мокрых листьях, в выцветших качелях,
В тех словах, что пролетая мимо,
Забывают, где они летели;
В ожиданье писем, в исправленье
Стиля, в синтаксических промашках,
В малодушье, в просьбах о прощенье,
В голубях, натяжках и ромашках;
В доме, где тоска глядит с балкона
И себя в себе не различает,
И в смятенье ходит по знакомым,
И везде смеётся и скучает;
В памяти, размытой, как аллея
Лип напрасных в сумерках дождливых
(Сколько слёз я пролил вместе с нею
В этих липах, сумерках и ивах!) –
Словом, там, мой друг, куда укажет
Одиночество, куда направит
Неприкаянность, где ночь размажет
Время, где безвременье слукавит,
Где забудет стыд свои причины,
Где раскаянье утратит цену,
Где чужая радость смотрит в спину
Молодости, канувшей со сцены.
И ни в чём, мой друг, не видно проку.
Боже мой, как мы живём бездарно!
Письмо второе.
(Воспоминанье).
На прозрачной паутине
Вязнет сонная латынь.
Сердце снится по-латыни
Ярким бликам золотым.
В доме пусто, в доме сонно.
От простого унисона
Сна и сонного искусства
Время тает, словно дым.
Стиль и слог меняют кожу.
В сонном солнечном тепле
Снятся зеркалу в прихожей
Безделушки на столе.
Ах, они вздыхают еле
(Bagatelles, bagatelles!) –
Три осыпанных бутона
С детской грустью на челе.
Посреди латинской речи,
Не любившей никого,
Дремлет стих в шерсти овечьей,
Звёзды смотрят на него.
И в опрятном сне домашнем,
Сне сегодняшнем, вчерашнем
Снится сну воспоминанье –
Сердце, помнишь ли его?
(...Тёплый хмель обдует душу,
Тянет музыку наружу,
Память льётся, как вино,
На диван, на стол, на кресло
Так красиво, так известно,
Так смешно, смешно, смешно...)
Кто узнает, где на свете
И в каком печальном сне
Снились сны дневные эти
Сердцу, спящему во мне?
Сердцу спящему, пустому,
Не приученному к дому,
Нераскаянному сердцу,
Одинокому вполне.
Письмо третье.
Где ночь горевала о жизни начальной
И церковь с зелёной своей колокольней
Ещё улыбалась, как воздух опальный,
Как голос далёкий, как ветер окольный;
Где зелень и призрачность нашего быта,
И сырость, и запах извёстки и мела
Твердили одно: это время размыто,
Но боль отстоялась и горечь осела.
И то, что дне недоступно для глаз,
Тоскует, томит и смиряется в нас.
Послушай, когда неподвластное пламя
Нас гонит и бьёт, и без капли притворства
Мы в страхе лицо закрываем руками,
Не смея и думать о противоборстве,
Когда, как звезда на обочине лета,
Как влажная тьма над бескрылым сужденьем,
Встает одиночество, чуждое света
И полное только тоской и смиреньем, –
Тогда оглядись, и увидишь во всем,
Как жизнь растворяется в сердце своём.
И в некое время в потёмки забредший
Рассудок застигнет себя, словно вора,
И пух тополиный, как смех сумасшедший,
Заполнит пространство и время раздора
С собой, и сквозь слёзы едва узнавая
Себя, и сквозь слезы не видя дороги
И цели, и всё же сквозь слёзы шагая,
Пока ещё держат и движутся ноги,
Одни мы бредём через горечь и тьму
В изгнанье, неведомое никому.
0 из 5
Оценок: 0.
Взято с https://alllyr.ru/lyrics/song/83903-mark-freydkin-iz-cikla-pisma-v-krym/